— Ты обедать? Беги, мне некогда сейчас. Но я тебя дождусь, раз так. Все в принципе решено, можешь договариваться. А насчет курсантов. сам не вылезай, обрисуй ситуацию, а уж они там не такие дураки, поймут сами, что от них требуется. А у нас одной просьбой меньше будет — меньше будем должны!
— Ну, Михаил. административный гений прямо!
— Опыт — сын ошибок трудных. Учись, студент! А я у тебя поучусь — ты мне бумажку одну составишь потом, ладно?
— Пусти тетка в дом — воды напиться, а то так есть хочется, аж переночевать негде, да и не с кем! Сунь палец в рот бывшему оперативнику.
— Бывших, Валера.
— Знаю, знаю! Через двадцать минут буду.
Спускаясь по крутой лестнице Иванов, глотая слюну, вспомнил вдруг почему-то недавнюю встречу с председателями Совмина — Бресисом и Госплана — Раманом.
Встреча была пустая, стороны изображали видимость диалога, не более того. Но зато в Совмине, за овальным столом заседаний с роскошным розарием в дырке посередине, халдеи министерские подавали такой кофе и только что испеченные маленькие булочки, что, если бы не этикет с протоколом, так бы и сожрал все, что было. А на самом деле даже не прикоснулись ни он, ни Алексеев (встреча была два на два) ни к чему, кроме кофе. «Какая только фигня не лезет в голову, когда жрать охота» — подумал Валерий Алексеевич, вышел на улицу и тут же повернул направо, к стоящему рядышком, на Смилшу, роскошному особняку «Запрыбы», куда еще не всякого и пускали обедать, хорошо, что Либерт обеспечил временновечным пропуском. Была, правда, еще пирожковая на углу, между Интерфронтом и «Запрыбой», но эти беляши с котятами пусть туристы едят. А в «Шоколаднице» или «Русской чайной», да даже и в «Дружбе», каждый день не насидишься — зарплаты не хватит. И долго опять же.
Вкусно поесть, достать хорошей водки или приличных сигарет, не говоря уже о хорошем кофе, — все это с началом перестройки стало проблемой. Но если серьезно, то тогда это не особо замечалось Ивановым — времени думать об этом не было. Ставки в жизни были такие, что, когда решалась судьба целого мира, талоны и дефицит превращались лишь в образы для очередной дежурной статьи. Но многие люди запомнили то время именно скучным и грустно-полуголодным. И, может быть, они были правы куда больше Иванова, летящего вместе со страной в тартарары, отчаянно машущего руками, чтобы удержать громадину, по сравнению с которой не то что он один — весь Интерфронт был муравейником на окраине горящего леса.
«Утро стрелецкой казни» Сурикова — картина для русской истории типичная. Судьба всех консерваторов — стать дровами для топки революционных перемен.
Товарищи!
Встанем, на защиту Советской власти в Латвии! Время ораторов кончилось, от слов пора переходить к делу.
Сегодня решается наша судьба. Честь и достоинство советского человека не дают нам права спокойно отсиживаться за спинами ведущих борьбу за наше будущее. Презрением, и позором, покроют, потомки тех, кто в этот, решающий час не выступит, против контрреволюции. Мужчины, всмотритесь в глаза своих детей, матерей, жен. Можете ли вы. оставить их беззащитными?
15 мая 1990 года в 10 часов утра останавливайте фабрики и заводы, выходите на улицы города! Вместе мы пойдем к зданию Верховного Совета с требованием, восстановления Советской власти в республике. Пусть горстка предателей и политических авантюристов, решающих за нас нашу судьбу, услышит голос трудового народа!
Да здравствует. Латвийская Советская Социалистическая Республика!
Республиканский совет Интерфронта
Юрий Владимирович внимательно перечитал еще раз текст листовки и посмотрел на Иванова с укоризной. Хотел было что-то сказать сразу, но удержался. Позвал дежурного прапорщика, попросил чайку принести. Снял китель, тускло блеснувший полковничьими звездами на погонах, и аккуратно повесил на спинку стула. Подполковник, тихо сидевший в углу большого, длинного кабинета с единственным окном, выходившим аккурат на памятник Свободы, поймал взгляд Рысина и подсел поближе. Юрий Владимирович снова взял в руки листок и громко, с выражением, прочитал весь короткий текст.
— По-моему, то, что надо сейчас! — первым нарушил затянувшееся молчание подполковник. Валерий Алексеевич сидел, курил и скептически поглядывал в зарешеченное окно на очередную пару латышских старушек, торжественно несущих в трясущихся руках небольшие веночки — возлагать к подножию «Милды». До монумента от окна было метров сорок — не больше.
— Надо — это хорошее слово, с ним можно многое сделать, — усмехнулся Рысин. — Да только и нам могут за это «надо» кое-что такое сделать, что одним «звездопадом» не отделаемся!
— Юра, докладывать ведь не обязательно! Генерал сам дал понять, чтобы мы лучше поменьше ему докладывали — тогда все целее будем. — Подполковник сделал невинные глаза и сложил руки примерным учеником за партой.
— Видите, Валерий Алексеевич, у нас тут все шутки шутят, больше уже, кажется, и делать нечего, — спокойно, без раздражения отозвался на реплику сослуживца Рысин.
— Юрий Владимирович, нам еще пара вертолетов нужна будет! — так же спокойно сказал Иванов. — Разбросать листовки над городом надо к вечеру 14-го. Так, чтобы успеть до конца рабочего дня «окучить» центр. А в спальных микрорайонах чуть позже, когда люди с работы приедут. А раньше нельзя — нужно попытаться сделать так, чтобы вечером уже времени у новых властей не оставалось рабочего на реагирование. Перед фактом ставить надо, пусть не поспят ночку — им полезно.