Виновны в защите Родины, или Русский - Страница 169

169

На время — десять, на ночь — двадцать пять…..Именьше — ни с кого не брать…..Пойдем спать…

Завораживающая и — казалось в детстве — запутанная, нелогичная, при всей своей красоте, поэма Блока наконец-то становилась просто пугающе понятна и ужасающе проста. «Слушайте музыку революции!» Только осторожней, чтобы из ушей кровь не пошла.

Рижский ОМОН переподчинили Вильнюсской дивизии внутренних войск МВД СССР.

Довооружили, поставили на довольствие по всем позициям. А кто командовал отрядом — ни тогда, ни сейчас, ни завтра — уже не разберешь. Командовал Чес — майор Млынник. Командовал Питон — майор Чехов. А кто командовал ими, никто и разобраться не пытался — себе дороже.

Кроме Чеса с Питоном, Лашкета, Чизгинцева, Парфенова, потом еще Бровкина, да командиров взводов — офицеров в отряде было не так уж много. Личный состав — до 150 человек, постоянно менялся. Оставался костяк, но кто-то увольнялся, от греха подальше, кого-то увольняли — причин хватало. Приходили новые люди. В основном, из гарнизона Рижской милиции. Просто приезжали на базу целыми патрульными экипажами — на своих машинах, со своим оружием. И переходили в ОМОН. К тому времени двоевластие в республике уже полностью оформилось. Законодательная и исполнительная власть практически вся была в руках латышей. Армия сидела на месте и ни во что не вмешивалась. МВД стало латышским, но часть Рижского гарнизона милиции и ОМОН латышскому МВД не подчинялись. Прокуратур тоже стало две: латышская независимая и прокуратура Латвийской ССР. Это означало, на самом деле, что в руках у народно-фронтовцев остались практически все ресурсы: финансовые, материально-технические, продовольственные, транспортные и так далее.

Конечно, с другой стороны, Москва могла в любой момент перекрыть снабжение и вообще кислород. Но она этого не делала. Горбачев ограничивался очередным строгим китайским предупреждением. А если посмотреть пристальнее, то и наоборот — с латышами пытались договариваться и потихоньку сдавали им все.

Поскольку состоящая из латышей сельская милиция в подавляющем большинстве перешла на сторону латвийского МВД и новой прокуратуры, то можно было смело говорить о том, что у новой латышской власти появились свои вооруженные структуры. Милиция в сельских райотделах и десятках маленьких провинциальных городков была вооружена, хватало вооружения и в республиканском МВД; в Риге спешно создавались незаконные вооруженные формирования, такие как «добровольцы» Бесхлебникова и Первый полицейский батальон «белых» беретов Вецтиранса. Впрочем, а разве законными были вооруженные милицейские подразделения, подчиненные латышскому МВД незаконно провозгласившей себя «независимой» республики? Все они действовали в нарушение Конституции СССР и Латвийской ССР. И вообще-то, являлись ни чем иным, как бандформированиями. Но Москва с этой латышской бандой договаривалась. Так и жили. Республиканское Управление КГБ сидело тихо на своем месте и ничего не делало. Ни вашим, ни нашим.

Подчинялись, кто кому хотел. И никому не подчинялись. Как все это вообще не рассыпалось в одно мгновение — понять было просто невозможно. Видимо, государственные структуры были настолько крепки и имели такой запас инерции, что даже годами продолжающееся двоевластие не могло обрушить все и сразу. Степ бай степ — шаг за шагом — капля камень точит. Тем более, если процесс распада согласован на самом высшем уровне — в Рейкъявике, например, или на Мальте. А потом управлялся плавно из Москвы. Как это сейчас называется? Управляемый хаос? Управляемый конфликт? Кризисный менеджмент? А людям надо было с этим жить.

По ночам в Риге все чаще гремели взрывы — Иванов с Васильевым уже устали снимать их последствия, к счастью, обходившиеся без жертв. То военное училище, то железнодорожная больница, то русская школа, то райком партии. В районах тоже частенько погромыхивало, но там в основном взлетали на воздух спешно устанавливаемые активистами новой власти памятники латышскому легиону СС.

Талоны отоварить становилось все большей проблемой. Пропало все, на чем зиждилась нормальная, человеческая жизнь. К концу 90-го года стали все чаще пропадать работа и, соответственно, зарплата. Любимый латышский лозунг: «Хоть в лаптях, но на свободу!» начал себя оправдывать. «Свободной Латвии — свободные цистерны!» — писали в ответ русские остряки на пустых составах, стоящих на запасных путях. А однажды, прямо на Центральном вокзале Иванов увидел электричку, на боку которой было крупно намалевано: «Хрен сосать в твой рот голодный даст тебе твой фронт Народный!».

Интерфронт поднимал людей на митинги и забастовки! Все чаще к русским, протестующим против экономической политики нового правительства у здания Совета Министров, присоединялись латыши. Для них это был почти подвиг. Ситуация складывалась так, что генетическая память о фашистском режиме Ульманиса не позволяла латышам забывать о том, что любой сосед, коллега, даже родственник — может донести в ячейку Народного фронта о «кангаре» — предателе латышского народа. Особенно, если ты работаешь в латышской организации. Молчи и поступай как все. Да и 700 лет немецкого владычества не прошли даром. Точно так же, изменись завтра ситуация на противоположную, и те же латыши доносили бы друг на друга, как делали они это в годы сталинских депортаций. Короче говоря, надеяться на латышский народ было так же наивно, как в годы Отечественной войны на солидарность немецкого рабочего класса.

Большинство русских, а их, вместе с украинцами и белорусами всегда было более 90 процентов нелатышского населения — не верили никому, кроме себя и Интерфронта.

169