Однако Берзиньш был совсем не прост, и статьи его, в которых он описывал ситуацию в стране с точки зрения латышского потомственного рабочего, пользовались у читателей «Единства» большим успехом. Сейчас латыш, задыхаясь, не позволяя себе ни перекура, ни просто минутки передышки, ожесточенно и очень ловко орудовал лопатой. Засыпал мешок товарищу, потом себе и сам же еще успевал бегом (!) оттащить мешок к ближайшему посту, сооружая вместе с омоновцами что-то вроде дзота.
— Ивар! Вы что тут делаете? — остановил Иванов высокого, очень объемного мужика в смешном длинном пальто и вязаной шапочке. По лицу Берзиньша градом катился пот, от большого тела валил жар. Он остановился, скинул со спины мешок и утер пот рукавом. Ивар хотел что-то сказать, но тут из громкоговорителей раздался бархатно-сдержанный голос командира отряда — Млынника:
— Внимание личному составу и всем находящимся на базе! Все работы на территории немедленно прекратить! Занять места согласно боевому расписанию! Оружие держать при себе, все передвижения по базе максимально ограничить!
Откуда-то вынырнул сержант и увел рабочих. Растерявшегося Берзи-ньша Иванов быстро ухватил за локоть и потянул за собой. В бронетранспортерах у входа в четвертый барак хищно задвигали стволами пулеметы. Омоновцы занимали круговую оборону в только что вырытых ячейках и за мешками с песком, рассредоточивались по периметру базы, каждый взвод у своего барака; часть людей тут же выдвинулась на крышу соседнего здания котельной. Там, на господствующей высоте, давно уже был установлен постоянный пост из трех человек с пулеметом, по «тревоге» его надо было усилить, так же как и остальные посты — в наскоро укрепленных огневых точках у проходной, за ангаром с автопарком, на крыше бани — в другом конце базы.
ОМОН не собирался переходить на осадное положение, хотя территория базы, конечно, охранялась круглосуточно. Но с началом баррикадных провокаций, и особенно в связи со вчерашним боем у МВД, ситуация резко изменилась. Отряд в любую минуту мог столкнуться с попыткой разоружения или уничтожения превосходящими силами латышской сельской милиции. Армия могла и не вмешаться, как показали ночные события. А могла и вообще выступить против ОМОНа. Об этом никто вслух не говорил, но думали. Понимали, кто сейчас в Москве приказы отдает. Конечно, даже шестьсот сельских милиционеров — латышей, спешно стянутых в Ригу правительством, не смогли бы противостоять всерьез прекрасно вооруженному, имеющему немалый боевой опыт личному составу ОМОНа. Пусть и было омоновцев не более ста пятьдесяти человек, да каждый стоил не одного участкового из Прейли или Талсы. К тому же омоновцы успели сработаться, не раз выезжали они повзводно в командировки в горячие точки, да и многие из них, еще до службы в отряде, прошли Афганистан, участвовали в локальных конфликтах, служили на неспокойных давно уже границах огромной страны.
Боевая подготовка непосредственно в Рижском ОМОНе тоже была поставлена на высоком уровне, к этому были привлечены несколько известных на весь Союз специалистов.
То, что осенью прошлого года отряд перешел из подчинения республиканскому МВД в ведение 42-й (Вильнюсской) дивизии Внутренних войск МВД СССР, тоже во многом изменило статус омоновцев и возможности. Поступило новое вооружение, обмундирование, не стало проблем с получением боеприпасов и вообще всех видов снабжения. Расширена и оптимизирована была внутренняя структура подразделения, уже не сдерживало новые потребности старое штатное расписание. Спецназовский камуфляж, сменивший черные комбинезоны, дополняли традиционные черные береты, в память о том, старом, Рижском ОМОНе. Но, по сути, уже с января 91-го года это было совершенно новое, уникальное по своей структуре, возможностям и предназначению боевое подразделение. Свой спецназ, своя разведка и контрразведка, свои аналитики, свои технические и экспертные службы, разветвленные связи — вертикальные и горизонтальные — на всех уровнях; своя агентура и, главное, массовая поддержка русского населения.
Своя идеология, свой, четко выстроенный в короткие сроки новый образ, наряду с тщательно создаваемым в общественном сознании всей страны героическим мифом о Рижском ОМОНе, — все это было вдохновенным творением профессионалов высочайшего уровня. Не знаменитых и до сих пор почти никому не известных, почестями не отмеченных, растворившихся в пестрой постперестроечной толпе бывших граждан СССР — профессионалов, умевших видеть куда дальше, чем на два хода вперед.
Сила отряда была вовсе не в особых бойцовских и нравственных качествах рижских омоновцев, не в их фанатической политической убежденности или жесткой круговой поруке, хотя все это присутствовало в той или иной мере. Но уже после января 91-го года личный состав отряда обновился наполовину, если не больше. Меньше стало профессионалов, больше стало убежденных пассионариев, пришедших в отряд уже тогда, когда многие боялись к нему даже приблизиться. Все эти люди спаялись в боевое братство, подчиненное одной цели — выполнить поставленную задачу любой ценой. А задача была сформулирована командирами, общим собранием отряда и общественным мнением максимально просто: защита Конституции СССР, конституционных прав граждан СССР и самого Союза Советских Социалистических Республик. Защита до конца. Говоря еще проще — исполнение до конца Воинской присяги, которую давал каждый. А в том, что конец будет, — никто не сомневался. Просто никто тогда еще не мог на все сто процентов сказать — хороший он будет или такой, какой… есть.