Виновны в защите Родины, или Русский - Страница 217


К оглавлению

217

Глава 8

— И что же, Валерий Алексеевич, ты так и не спросил у Татьяны, зачем же она-то ввязалась в литовский этот Интерфронт, или как его там? С тобой понятно — мировоззрение, сформировавшееся на границах великой державы, впитанное с молоком матери, постоянное поддерживаемое средой, в которой все «свои» и думают так же и поступают одинаково, а «чужие» — они всегда по другую сторону фронта. Не зря же у вас «фронты» с обеих сторон и баррикады посередине, пусть и потешные. Символика — дело не шуточное. Но я давно хотел понять, Татьяне это зачем? Она, в моем представлении, довольно цинично должна была относиться к жизни вообще, и уж тем более к вашим любимым игрушкам, ты уж прости — «Родина, Присяга, честь, советский народ.».

— Ты, Тимофей Иваныч, забыл еще про одну игрушку — «справедливость». Ею на Руси уж сколько веков в бирюльки играют — все пытаются вытащить куколку за кончик из хаоса предлагаемых миром ценностей, да только как ни потянут — не могут не задеть других игрушек, сваленных в кучку, и тогда такое начинается. — Иванов чиркнул зажигалкой, резко взмахнул рукой, щелкнув закрывшейся на лету крышкой, стал вертеть машинально в руке приятно тяжелый и гладкий кусочек металла. Перехватил мой взгляд и сказал добродушно: — Я знаю, знаю — навязчивые состояния — один из признаков невроза, а то и шизофрении. Да только если и было у меня раздвоение личности, так только в тот десяток с лишком лет, что прошли между моим возвращением в Латвию в 92-м году и недавним возвращением в Россию. А вот до и после — ничего подобного. Самое шизофреническое состояние — это когда ты — русский, сидишь в фашистской Латвии и даже пытаешься как-то жить, что-то такое бессмысленное делать в частной жизни, в параллельном латышскому русском мире, а в России тем временем творится такое, чему ты помешать не в силах, а главное, почти никто из россиян того проклятого ельцинского безвременья не хочет, чтобы ты что-то делал, чем-то помог. Более того, из России всеми силами помогают твоим врагам в Латвии и даже больше — содержат и укрепляют нацистский режим, сами его создают, совершенствуют, пестуют и финансируют. Все это полная фигня, Иваныч, насчет антлантистов там или западноевропейцев, которые Латвией командуют. Ну да, все ключевые посты были у западных латышей — канадцев, американцев, англичан… Все — от президента до начальника местного КГБ (Бюро по защите Сатверсме) — генерала английской разведки по совместительству. Но ведь не они, на местах — в Латвии той же — эту ситуацию создали! Московская, ельцинская камарилья пошла куда дальше ограниченных планов своих кукловодов! Куда дальше и по собственной воле! Кукловоды говорят: сделайте шаг! А «семья» с троюродными племянниками из «чикагских», «лондонских» и «тель-авивских» мальчиков московского происхождения — вместо шага сгинается в три погибели да ка-а-к сиганет тройным прыжком прямо в лужу!

— Ты, Валера, все же выбирай выражения! — Даже я, человек безразличный к политике и всяким национальным вопросам, не выдержал и вскипел. — Что валишь все в одну кучу для красного словца?

Иванов иронически посмотрел на меня, щурясь от дыма своей же сигареты.

А чего ты, сосед, взбеленился тогда, если я просто чушь мелю — поток сознания репатрианта? Я ведь не по программе переселения соотечественников домой приехал, а за свой собственный счет. И из России я не уезжал, она сама от меня уехала. А когда мы в Тюмень вернулись — в благодатный сибирский край, — еще поддала, да так, что еле увернулись от родного сапожища, да и то не все.

Валерий Алексеевич хмыкнул, затушил, растерев в пыль, окурок о пепельницу и совершенно другим тоном продолжил:

— Ты про Таню спрашивал. Зачем она в Интердвижение вступила, зачем ей были все эти заморочки с нашим Интерфронтом и ОМОНом? Не из-за меня — дурака и не из-за старого друга Чехова, конечно. Нас она встретила случайно — судьба такая. Но я ее, поверь, никогда и не спросил даже — зачем, почему она — со своим-то аналитическим даром и профессиональным опытом — ввязалась в совершенно проигрышное по ее же убеждению дело? Не мог нормальный русский человек в то время поступить иначе. Русский человек, повидавший мир, принимавший, наравне с мужиками, присягу. Родившийся в Донецке, поживший на Западной Украине, а потом и в Литве. Объездивший полмира почти. Была бы она учительницей из Ярославля или библиотекаршей из Нижнего — тогда бы я сам удивился. А так… О чем спрашивать? Нужно ли интересоваться у матери, почему она своего ребенка защищает? Глупо как-то.

Я почему про учителок из Ярославля так уничижительно. была у меня одна такая знакомая в Риге. За два года до перестройки она в Ригу перебралась правдами и неправдами — приобщиться к «просвещенной и культурной западной латышской цивилизации»… В Народный фронт вступила, на баррикады с триколором ходила, пирожками боевиков кормила. Она с женой моей первой в одной школе работала. Вся школа от директора — до пионервожатой в Интерфронте, а Галя на блузку значок красно-бело-красный нацепит — и ходит гордо, разглагольствует о свободе, потребной великому латышскому народу от гнусных русских варваров.

Латышского языка, насколько я знаю, она до сих пор, спустя двадцать лет, не выучила. Гражданства ей тоже не дали, и сколько раз ни пробовала натурализоваться — не смогла. Потом осталась без работы, как школу эту русскую закрыли. Голодала. Нищенствовала почти, но при этом умудрялась содержать любовника — бывшего ученика своего — на двадцать лет младше. И таких вот рванувших в Латвию самозабвенно бывших русских я, к сожалению, повидал. Немного их — процент-другой от силы было-то. Но для подавляющего большинства русских в Прибалтике, которые попали туда не по своей воле, оторванные от русской земли приказами коммунистической партии и советского правительства, эти два процента «добровольцев» всегда были даже не предателями, а просто — сумасшедшими дураками. Кто-то из них устроился, кто-то нищенствует, но все они до сих пор «бульшие латыши», чем курземские крестьяне. Это единственная поддержка рускоязычных официальных политических партий Латвии. От всяких там ЗаПЧЕЛ, ПНС до прочих, совсем уж микроскопических.

217