Виновны в защите Родины, или Русский - Страница 243

243

— Помер Максим, ну и хер с ним! — Я выщелкнул окурок далеко в воду и закурил новую сигарету.

— Но нельзя же такое терпеть! — горячился Рощин.

— Да ерунда это все, Володя, — отмахнулся я. — Противно, да. Васильева жалко, не думал, что человек до такого опустится. да и приказали ему наверняка его цэковские друзья — вот он и выступил. А что Георгиевич?

— Да на него самого такую бочку вдруг покатили! И то, что он выделяет русских в Движении, и что не пошел на слияние с демократами, и что от Рубикса дистанцируется. В общем, Алексеев сам чуть не ушел. Но поскольку его можно «уйти» только съездом, решили осенью провести съезд и там все решить. А сам он практически устранился. Сосредоточился на работе в Верховном Совете, тем более что там он независимый от партийной группы «Равноправие» депутат. Да и лето уже началось, мертвый сезон в политике.

— Ты считаешь? — Я с сомнением покачал головой. — Время покажет, не загадывай.

— Мешаем мы все их игре, из-за нас у них годовой отчет не складывается, — горько усмехнулась ярко накрашенным ртом Наталья.

— Мешаем, Наташенька, ой как мешаем, ты даже себе не представляешь. — Я вспомнил недавнюю встречу с Мурашовым на базе.

Последнее время мы с Толиком встречались редко, только для того, чтобы обменяться новостями. Все шло под откос, новости не радовали. На Млынника было покушение — в подъезде собственного дома, на лестнице — в него стреляли. Ранили, к счастью, не сильно, везучий он оказался и быстро вернулся в строй. На базе пытались тоже устроить передел власти. В мае командир 2-го взвода с ручным пулеметом наперевес бегал по коридорам, искал Чеслава для разборки. Успокоили ребят. Уволили Бумб-арашко и половину его взвода. Набрали новых. Тут началась работа по разблокированию границ. Горели незаконные таможни, отжимались с криком «Да здравствует Советский Союз!» новоявленные латышские и эстонские «таможенники» и «пограничники». В литовском Мядининкае провокаторы застрелили на таможне семь человек, один чудом выжил и якобы «опознал» в нападавших рижских омоновцев. Бред полный. Но пресса быстро подхватила дикие измышления.

В Ригу то перебрасывали, то убирали из нее десантников Псковской дивизии. Казалось, власть в Москве сама не знает, что делает, только дышит судорожно и, конвульсивно, то сжимает пальцы в кулаки, а то разжимает бессильно.

После приезда Рощина, оставившего мне на «долгую память» запись выступления Васильева на Республиканском совете, я съездил в Ригу, забрал из своего кабинета на Смилшу вещи и оставил секретарше Алексеева сухое заявление об уходе.

Сворак тоже собрался в отпуск. Мы выпили с ним в «Дружбе» по паре коктейлей, обсудили запасные каналы связи на всякий случай и расстались, как и были — друзьями. Наталья выдала мне расчет и трудовую книжку, вписав туда на всякий случай вместо Интерфронта свою левую коммерческую фирму «Санкт-Петербург», в которой присвоила мне, посмеиваясь, должность «исполнительного директора».

Странное дело! «Контрапункт!» — говорит в таких случаях Катерина. Ведь и Питер тогда был еще Ленинградом. А тут почти двадцать лет прошло, и осел я действительно в Петербурге.

Мы еще раз съездили с Аллой в Ленинград, как бы предчувствуя, что многому предстоит измениться в нашей жизни. Поехали вместе с Людой и ее другом-интерфронтовцем, на его вишневой «девятке». Выехали рано утром, почти ночью. На выезде из Риги, сразу за Юглой, едва переехав мост, мы остановились. Оживленное обычно шоссе было пустынно. Посмеиваясь, наш водитель Валера — мой тезка, — полез в багажник и достал оттуда банку с краской и две кисточки. Мы разбрелись по разные стороны шоссе и старательно намалевали на огромных рекламных плакатах недавно появившейся правительственной латышской газеты «Диена» по большому матерному слову. Глупо как-то, конечно, но раз уж тезка не поленился взять краску.

Смешнее было потом, когда, вернувшись из Питера в Ригу, мы увидели в той же самой «Диене» фотографию испорченных нами рекламных стендов с возмущенным репортажем под снимком: «Когда художники нашей газеты отправились ремонтировать испорченные русскими вандалами рекламные плакаты, на шоссе, рядом с ними, остановился вдруг белый микроавтобус «Латвия» с неустановленными номерами. Из машины вышли несколько молодых парней, и, закричав по-русски: «Ага! Так вы из «Диены»!», — хулиганы избили наших художников и снова испортили похабными надписями только что отреставрированные стенды».

Но это было потом. А в Питере мы с Аллой провели незабываемые семь последних «довоенных» счастливых дней. Мы снова гуляли по любимому городу, встречались с Лешкой, Хачиком, Толей и другими старыми друзьями. Нам казалось, что все вернулось к нам, как в первые дни после свадьбы. И доверие, и любовь, и нежность…

Вот только мысли о будущем омрачали иногда наше свидание с Ленинградом. Уезжать в Латвию не хотелось.

На обратном пути, уже въезжая в Эстонию, маленький кусочек которой надо было проехать по дороге на Ригу, мы столкнулись с эстонскими таможенниками.

Маленький вагончик на дороге, знак «STOP» перед ним. И несколько молодых парней в самодуйной форме с автоматами в руках. Мы возмутились: что это еще за комедия? Я демонстративно стал фотографировать оружие в руках «таможенников», водитель наш категорически отказался открывать для досмотра багажник и даже предъявлять документы. Разразился скандал. Я потрясал журналистским удостоверением, тезка совал в нос эстонцам свой депутатский значок, а Алла громко крыла их матом по-латышски. Тут и я не сдержался, припомнив несколько обидных эстонских фраз. Горячие эстонские парни уже стали хвататься за оружие, старший поста тем временем по рации вызывал подмогу. Но в это время со стороны России показалась целая колонна грузовых автомашин, и «таможенники», плюнув на нас, кинулись перегораживать дорогу грузовикам самодельным шлагбаумом. Мы сели в машину и уехали, вовсе не гордясь своей маленькой «победой». Настроение после Ленинграда было испорчено. Мы вспомнили, куда мы едем и что нас ждет дальше.

243