Виновны в защите Родины, или Русский - Страница 30

Тогда Гриценко начал добиваться, чтобы его просто-напросто выгнали. Он стал пить в открытую, демонстративно, часто прямо на службе. Но командиры просто-напросто «не замечали» такого безобразия, редчайшего в полку, и только все чаще назначали поэта в разные безобидные, по большей части хозяйственные, наряды. То по штабу дежурить, то по по столовой, то по автопарку. Узнав, что служивший в его роте Иванов тоже пишет стихи, Гриценко проникся к рядовому симпатией. Человеком старлей был порядочным; сам безобразничал, добиваясь увольнения, но солдат в свою борьбу с начальством не вовлекал. Просто отводил душу в беседах о гражданке, читал свои стихи, разбирал неумелые творения Иванова, советовал, просто старался поддержать в солдате творческую жилку, чтобы не умерла в нем музыка после службы в армии, чтобы не забыл о том, что поэзия существует.

Для Иванова такое отношение к себе и своим стихам было внове. Он в первый раз в жизни познакомился с настоящим поэтом. В Риге круг его знакомств был очень далек от творчества. Сначала офицерский дом, потом рабочие на заводе — в этой среде про свое детское увлечение стихами лучше было просто молчать в тряпочку — не поймут, хорошо, если не засмеют. Надо же было такому случиться, чтобы именно в армии, в Германии, ему попался поэт в обличье старлея взвода тропосферной связи!

Иванов воспрянул духом, зачастил в библиотеку, стал готовиться к поступлению после службы в университет. Конечно, о Литинституте он даже и не мечтал. Да и поэзию никогда не считал своим призванием и не относился к ней серьезно, скорее стыдился этого своего увлечения. Ему и в голову не приходило, что поэзия может быть профессией, делом каким-то на всю жизнь! Но неожиданное приятельство с Гриценко все же сказалось. Валера перестал думать о школе прапорщиков, в которую зазывали солдат второго года службы, гарантируя им контракт и службу в ГСВГ по окончании школы. А ведь в те годы попасть на службу в ГСВГ мечтали многие! Двойной оклад, льготы, возможность покупать разные шмутки, иногда слегка спекульнуть привлекали многих офицеров, и уж тем более прапорщиков.

Иванов, потянув солдатскую лямку, да еще вдали от дома, за границей — без увольнений, без посылок — соскучился по гражданке и серьезно пересмотрел свое былое желание посвятить жизнь армии. Он не разочаровался в ней, как можно было бы подумать, совсем нет! Просто понял, в том числе и благодаря поэту — старлею, что жизнь не заключается только в привычной ему среде, что есть еще много в жизни других занятий и возможностей, от которых глупо было бы отказываться вот так, сгоряча.

Сама по себе служба в войсках правительственной связи его вполне устраивала. Офицеров в полку было чуть ли не больше, чем солдат, порядок был исключительным, а то, что служить всегда легче там, где порядок, а не там, где бардак, солдаты понимали очень быстро. Никакой дедовщины, которой пугали призывников дембеля на гражданке, в этих войсках не было. Да и первые полгода службы Иванов провел в учебке, а там все курсанты одинаковы. Но и в «боевом» полку, уже в Германии, тоже не было ничего подобного страшилкам, которыми любила пугать друг друга перед армией молодежь.

Конечно, старослужащий был уважаем молодыми солдатами, но скорее как более опытный и умелый наставник, имеющий право погонять «молодого» по службе, не оскорбляя лично. А уж о каких-то физических издевательствах или побоях и речи быть не могло. Вот физподготовкой, изнурительными тренажами и изучением вверенной техники «деды» нагружали «салаг» по полной программе. Да, требовали ритуального уважения к «дедушке». Но и только.

Офицеры в полку были профессионалами высокого класса, отличными техническими специалистами. Конечно, выполнение боевых задач способствовало более тесным взаимоотношениям среди экипажей радиостанций, из которых в основном и состоял полк. Случись что во время выполнения боевой задачи по обеспечению правительственной связи — отвечать все равно офицерам в первую голову. Но и они зато, понимая это, не только натаскивали солдат по службе, но и относились как к людям, от которых зависит многое.

Впрочем, к такому отношению Иванов привык еще в детстве, ведь в погранвойсках, входивших в ту же систему КГБ, взаимоотношения между офицерами и солдатами строились на тех же принципах — боевая задача требовала отдачи от каждого.

Всегда приятно вспоминать «тяготы и лишения», которые позади. Отсюда, наверное, и столь любимая всеми мужиками застольная армейская тема. Монотонность и трудности службы быстро забываются, а разнообразные приключения и полезные в молодости испытания — остаются навсегда.

К счастью, большинство экипажей радиорелейной роты, в которой служил Иванов, не засиживались подолгу в гарнизоне. Повседневная служба в самом полку утомляла железной упорядоченностью. Старые гарнизонные казармы, доставшиеся в наследство еще от танковой дивизии СС, были уютны и удобны. Идеальный порядок и чистота, налаженный быт, отличное питание по нормам пограничного пайка; обмундирование и то отличалось наличием полушерстяного комплекта, кожаными ремнями и юфтевыми сапогами. В уютной солдатской чайной поражали воображение прибывших из Союза курсантов разнокалиберные ряды колы и прочих «химических» напитков в красивых нестандартных бутылках; искусственный немецкий мед и конфеты в красивых упаковках, жевательная резинка и прочая ерунда, которую быстро распробовали на вкус и от которой так же быстро отказались, предпочитая яркой немецкой химии натуральные советские продукты.