Виновны в защите Родины, или Русский - Страница 84

— Ну ладно, Миша, пока, я все понял.

На том конце провода трубку тут же повесили. Валерий Алексеевич еще несколько секунд послушал короткие гудки, оглядывая пустынную улицу. Аккуратно нажал на рычаг и вышел из будки, вытирая вспотевший от духоты лоб. Посмотрел на угловой магазин напротив, вздохнул, водка была по талонам, а талонов не было. Да и не время… И не спеша побрел обратно, домой.

Мимо Гарнизонного кладбища, мимо Братского, мимо 2-го Лесного. Свернул на 1-ю Длинную, потом скосил дворами на 2-ю. У Палыча, жившего там, дома никого не оказалось. А жаль!

Иванов круто развернулся и снова пошел к телефонному автомату на Брасу. Набрал по памяти 342–073 — номер дежурного по базе ОМОНа. Отозвался толстый Чук.

— Лейтенант Мурашов в расположении?

— Сейчас посмотрим, — буркнул одышливо страдающий диабетом и потому последнее время не вылезающий из дежурки Чук. В трубке слышно было, как он переключается на громкую связь с кубриками и вызывает Толяна. Тот откликнулся на удивление быстро и весело:

— Валерка, ты? Молоток, я знал, что ты позвонишь!

— Ну, как вы там? — спросил Иванов осторожно.

— Как, как. Зашибись! Приезжай, помрем вместе!

— Когда? — после короткой заминки обыденно спросил Валерий Алексеевич.

— Да прямо сейчас, пока не поздно, а то перекроют дороги. Возьми «тачку» и проедь до железки старой, ну, знаешь где. А там леском пять минут. Только аккуратно. Переоденем на месте. А дальше как карта ляжет! Если кто есть под рукой, бери с собой, оружие на всех найдется!

— Нас же слушают наверняка. Ну, понял, теперь все по фигу. Да уж, теперь вряд ли кого к вам затащишь. Разве что старика да еще пару человек.

— Бери всех, пригодятся! Весело будет! Наконец-то полная ясность подкралась незаметно!

— Хорошо, через пару часов буду.

— Аллу с Ксюхой отправь из города или к родителям отвези, а лучше к теще, отец у тебя сам под прицелом может оказаться. И привет передавай!

— Передам, если увижу. Они и так на даче сидят. Ладно, до встречи!

— Береги себя, Поручик! Я в тебе всегда был уверен, как в себе!

— Ладно, хорош звиздеть, время пошло. — Валерий Алексеевич повесил трубку.

Глава 14

Октябрь, 1991 г. Самое трудное — это поднять чердачный люк и высунуть в него голову, чтобы осмотреться. Делали это по очереди. Потому что как ты ни исхитряйся, а ничего другого не придумаешь — голову придется в люк высовывать. И оттого, что ты вперед головы сунешь в жаркую, парную чердачную темноту руку с пистолетом, ничего не изменится. Рука все равно сама, без головы, ничего не увидит. Значит, сначала надо аккуратно, но быстро откинуть люк, а потом сразу нырять в открывшуюся черную дыру головой и вертеть во все стороны глазами, еще не проморгавшимися до конца от слепящего уличного полуденного солнца Тирасполя. А будет там кто на чердаке или не будет, прислушавшись к осторожным шагам на лестнице, выцеливать твою голову — без разницы. Первый всегда первый. Потом затаившийся на крыше снайпер или радист уже не уйдет от группы захвата, но. к очередному люку все поднимались по очереди, будь то майор-аналитик или повоевавший еще в Афгане орденоносец-сержант, или Иванов, человек в принципе штатский, но как политик — назвавшийся груздем еще в 89-м — вынужденный теперь лезть в «кузов», то есть в чердачный люк, вместе с остальными рижскими омоновцами, всего неделю назад прибывшими в Приднестровье из оказавшейся опасно негостеприимной российской Тюмени.

Тех, кто не стал ждать, пока его выдадут латышской прокуратуре, но и не мог просто прятаться без дела, еще не отойдя от шока августовского крушения империи, а потому поехал дальше, по горячим точкам, где еще продолжалось хоть какое-то сопротивление, было совсем не так много. А потому никто не соблюдал привычное по штатному расписанию распределение обязанностей. Здесь уже не было ни назначенных командиров (оставался только авторитет), ни уставных приказов (оставалась круговая порука), ни отговорок, типа я «штабной». Да и «светить» перед до конца непонятными приднестровскими властями свою реальную структуру и реальное прошлое никто из омоновцев не собирался. «Рижане», и все. В тираспольской гостинице «Дружба» прибывшую группу вообще поселили как «делегацию пекарей», прибывших по обмену опытом из России. Добро хоть поселили за счет администрации. Вот и ходили по гостинице, изнывая от непривычной для октября молдавской жары, «пекари» в трениках и летних десантных тельняшках. Мужики были все как на подбор, в самом соку — от двадцати пяти до сорок лет. Попробовавшие уже самых разных хлебов. И немало хлебов испекшие.

Задачи им толком поставить никто не мог, но и проигнорировать такое подкрепление не решался. Потому и в этот день приказ у старшего группы был вполне абстрактный. Прочесать чердаки на центральных улицах с целью выявления наблюдателей и диверсантов, заброшенных Кишиневом. Правда, еще вчера аккуратно вытащенного из машины с оружием и документами офицера молдавского ОПОНа, доставленного в Дом Советов рижанами… почему-то отпустили после непродолжительной беседы.

А мужикам посоветовали не лезть на рожон и брать только тех, «кого скажут». Но начальник милицейского подполковника, который отпустил молдаванина, вечером уже сам пришел в номер к Питону с Поручиком и, в свою очередь, посоветовал «не доверять тираспольской милиции» (им же возглавляемой), потому что «люди у нас служат разные»…

Так и шел день за днем, между молдавским марочным коньяком по смешным после Тюмени ценам, между сытными, жирными мясными обедами в бесплатной столовой для приднестровских гвардейцев, между осторожными прогулками по тираспольским улицам и обозрением самых красивых в мире приднестровских девушек, смешавших в себе русскую, украинскую, греческую, молдаванскую кровь, замешанную на солнце, персиках и винограде… «И что они там пря-чу-уть?!» — задавался риторическим вопросом горячий рижский узбек Сашка Архаров, провожая взглядом очередную тонкую тростинку, гордо несущую впереди себя упругий бюст пятого размера. А потом надо было снова получать оружие в Доме Советов (свое придерживали, не светили), ехать охранять неизвестно кого, искать непонятно кого, вести переговоры о дальнейшей службе непонятно с кем. Непонятно от кого получали подъемные и первую зарплату, непонятно кто фотографировал на новые, с российской пропиской, паспорта и помогал придумывать новые фамилии и биографии.